Босмерка Телона неохотно рассказывала дочери про свою раннюю жизнь, в особенности старалась не упоминать отца девочки. Из скупых рассказов, выбитых надоедливыми расспросами, Лаэн узнала только то ,что её отец был альтмером, прибывшим из Алинора в Валенвуд с археологической экспедицией. Там родители встретились, полюбили друг друга, а после трагической гибели возлюбленного Телона была вынуждена бежать.
И Лаэн в это верила, даже не подозревая о правде.
Экспедиция та была карательной, и направлена была против несогласных с режимом Талмора, в числе которых была и Телона со своей семьёй. Ребёнок же был зачат не в акте межрасовой любви, а в результате изнасилования, когда альтмеры ворвались в дом Телоны. Но в одном мать была правдива: она сбежала после гибели отца Лаэн. Когда одной ночью обрушила огненное возмездие на лагерь спящих военных, её больше ничего не держало, ведь дом сожгли, а родителей и братьев убили.
Детство Лаэн прошло в глуши Западного Вельда, и его вполне можно было назвать счастливым. Жили они на краю небольшой деревушки, в крепком и теплом доме далеко на юге от Скинграда.
Неизвестно, куда бы привела судьба беременную Телону, не обнаружь она брошенное жилище после бегства в Сиродиил. Так и не поняла босмерка, лишил ли кто-то предыдущих хозяев жизни или они сами покинули жилище. По прошествию многих лет это был по-прежнему крепкий сруб с уцелевшими окнами, нужны были лишь уборка и ремонт прохудившейся крыши. За последнее взялся деревенский плотник. В качестве платы Телона излечила его слегшего с хворью сына. Разнеслись вести о выздоровлении, потянулся к вновь ожившему дому люд: одни шли за исцелением ран, другие шли за зельем от болезней, а некоторые — от нежеланной беременности избавляться. Платили босмерке продуктами и предметами быта — это было гораздо нужнее денег, которые в глуши всё равно негде тратить. Многие сторонились её, недолюбливали, ведьмой называли, а уж когда из-под свободной одежды живот стал проглядывать, так и соответствующие выводы о нравах одинокой женщины сделали. Но снадобья были эффективны, а руки могли исцелять. Потому, не беспокоили и попыток сжечь дом не было.
Лаэн лишь спустя много лет поняла, почему мать не пускала её в деревню к другим детям — из страха перед предрассудками людей. А тогда, маленькой щекастой девчушке с непослушной гривой было до боли обидно, что все дети были где-то там, а ей оставалось только одиноко бродить у дома и познавать граничащий с деревней лес. А чтобы время даром не теряла, подрядила её мать собирать цветы и травы, которые пригодились бы в работе.
Женщины в семье Телоны передавали свои знания от поколения к поколению, и шаманка не намеревалась нарушать устоявшуюся традицию. Сначала Лаэн только приносила ей ингредиенты для зелий, а как с возрастом набралась ума — сама стала заниматься приготовлениями. Вскоре, научилась магией порезы затягивать да забредших лесных хищников отпугивать. Способности у Лаэн были, но вот только с дисциплиной беда — при неудачах куксилась и переключала внимание на что-нибудь другое. Мать в такие моменты только считала до десяти и медленно вдыхала и выдыхала, ибо в этом возрасте она была ещё хуже.
Так бы и жила Лаэн вдали от цивилизации в своём мирке, но с войной пришли те, от кого в своё время бежала Телона — талморцы.
Она помнила, как солдаты ещё до восхода солнца выбивали дверь, и как мать впервые на её памяти использовала боевую магию, окутывая гостей незваных одеялом из огня.
“Беги!” — этот наказ матери эхом звенел в голове.
И Лаэн побежала прочь. Выскочила из дома и не оглядываясь побежала по единственной ей известной тропе — в лес. В ночнушке, босая и заплаканным лицом. В деревне уже вовсю хозяйничали эльфы, вытаскивая жителей из домов и собирая тех в кучу. Бросились за ней двое молодых солдат.
Неслась вперёд, подставляя лицо под удары веток. И когда запнулась о корни и настиг один из преследователей, словно из детской сказки Телоны возникла ведьма: молочная прядь, чёрные одеяния, резной деревянный посох, украшения из костей и перьев и даже ручной ворон сидел у неё на плече. Нечестивой магией натравила питомца на глаза схватившего солдата. Второго же окутал неестественный страх, заставивший в ужасе бежать прочь.
Так Лаэн познакомилась с Орнис, ведьмой-отшельницей. Случайность и шум со стороны деревни вывели её к полукровке или силы свыше, но тем утром она стала спасением для испуганной эльфийки. Отвела в скрытую от посторонних глаз землянку (мимо которой несколько раз проходили с поисками незнакомки с ручным вороном), накормила, одела, устроила место для отдыха. Испуганную Лаэн не смутили тогда ни украшенное костями и звериными черепами убранство, ни разложенные по столу внутренности животных. Свернулась на волчьей шкуре да от потрясений провалилась в тревожный сон. Надолго в её снах поселились кошмары, в которых она убегала от солдат.
Нордку Орнис жители деревни не любили. Имела она манеры резкие, прямоту колющую, предпочитала общество зверей, обряды богохульные проводила и имела связи с живущими в лесах охотниками. Последние, по слухам, даэдра поклонялись. Лаэн видела таких несколько раз, когда те к матери за зельями и советом приходили, взамен предлагая свежую дичь. Полудикие, облаченные в шкуры и с раскрашенными лицами — полукровку такие образы напугали. Телона, впрочем, тоже рассказывала о них полушёпотом и подбирая слова, боясь разгневать кого-то за гранью понимания ребёнка.
В один момент оставила Орнис дом и с нехитрым скарбом ушла в лес. Вскоре, в окрестностях то и дело начали пропадать люди, чьи растерзанные останки находили чуть позднее. Местные быстро смекнули, кто именно может быть причастен к этому, но идти в вековую чащу в поисках Орнис или групп охотников никто не решался. Впрочем, когда со временем исчезли донимавшие деревню бандиты, никто не опечалился.
"Хоть кто-то защищает" — посчитали на сходке деревенские да нарекли неведомое чудовище защитником леса, хоть после этого дома старались не покидать с заходом солнца.
Следующие дни растянулись в неопределенность без конца и края. Рвалась Лаэн обратно к родному дому, но Орнис удерживала — слишком неспокойно было. Днём сидели они вдвоём и полукровка помогала в хозяйстве, а ближе к ночи нордка уходила в лес, чтобы под утро вернуться с пойманной добычей. Лаэн ещё тогда насторожили молитвы Орнис "Ему" перед уходом и следы волчьих зубов на тушах добытых животных, но озвучивать опасения она не решалась.
Стали приходить и охотники с тревожными новостями: талморцы продвигались все дальше на север и Лаэн с остальными оказывались всё глубже в тылу. Среди тех охотников заприметила Лаэн одноглазого орка Варуга и молодого, но почему-то седого норда Агвида. Слушала рассказы, больше похожие на донесения с фронта, и в один, да в один момент украдкой спросила про деревню и про свою мать, на воссоединение с которой ещё были надежды. Но реальность оказалась куда мрачнее: спустя несколько дней после бегства Лаэн, учинили эльфы в деревне резню. Многих жителей убили, а оставшиеся в лесах скрылись. Дом Телоны же оказался полностью разорён, хоть останков шаманки нигде и не оказалось.
Когда Лаэн в слезах рвалась прочь, стуча кулачками по груди преградившего путь Варуга, с болью и яростью в голосе бросила она фразу о желании отомстить. И вот уже Варуг схватил за запястье и, пронизывая взором единственного глаза, спросил, хочет ли она обрести силы зверя.
— Её разум ещё не готов для этого! — пыталась вмешаться Орнис.
— Её ярость будет пылать ярче нашего. Сама знаешь, в это тёмное время она уязвима, — парировал орк.
После коротких споров Орнис сдалась и объявила, что сама сделает это.
"Когда Массер сойдётся с Секундой" — значение этой фразы стало понятно много позже, когда идя легко одетой по осеннему лесу и дрожа от холода, Лаэн подняла глаза на ночное небо.
Чем больше Орнис рассказывала о Владыке Охоты, тем сильнее становился трепет в груди полукровки. Нордка открыто рассказывала о Ритуале Невинной Жертвы, о Дикой Охоте, о культах прошлого и настоящего… О силах, которые дарует Хирсин.
Лаэн было страшно, было тревожно. Но ещё сильнее был страх вновь оказаться преследуемой жертвой.
И когда той ночью вместе с Орнис вышла на залитую лунным светом поляну, всё было как в её рассказах: в центре стояло одинокое засохшее дерево с двумя ветвями-рогами, а промеж них вырезана оленья морда… или её подобие с глазами-дырами и волчьим оскалом. Весь ритуал посвящения был предельно прост: нужно было выпить содержимое чаши. Только вот про её содержимое ничего не говорилось. Этим содержимым оказалась кровь самой Орнис — нордка костяным ножом прошлась себе по запястью и наполнила сосуд. Воспела дереву молитвы, попросила благословения юной душе. И дерево ответило — или полукровке показалось как внутри него пронесся гул.
Хотела было уже Лаэн с испуга бросить всё это и вернуться домой… да только дома уже не было. Вспоминая объятия матери, взяла дрожащими от холода и волнения руками чашу и выпила бурую горькую кровь, заходясь кашлем и сдерживая порывы желудка. Ударило острым лезвием в груди, в животе. Согнулась от боли, глотая воздух. Припала к земле, воя и рыча.
В полудрёме бежала по тропе прочь от нечестивого дерева. Каждый треск веток слышала, запах прелой листвы ударял в нос. Лёгкость, скорость, согревающая кровь в жилах и никакой тревоги. Лапы сами вывели к дороге, по которой шёл патруль. Эльфы в золотистой броне. Рык, прыжок — и вот Лаэн уже впивается в глотку шедшего последним солдата. Пробуждение и осознание наступило когда горячая солоноватая кровь хлынула в пасть. Взмахнула от неожиданности лапой — и стоявшего рядом эльфа повалило от удара. Осмотрела своё тело и заскулила — человека-волка Лаэн представляла иначе. Хотел замешательством воспользоваться третий эльф и нанести удар, как выскочивший из темноты более крупный вервольф, сверкнув оставшимся глазом, повалил его наземь и вгрызся в лицо. Показалась особь с молочной прядью в гриве. Следом выглянул седой волк. В лунном свете показался ещё один силуэт. И ещё. И ещё…
В ту ночь раздался вой, который лес давно не слышал.
Орнис взяла Лаэн на обучение, показывала как совладать с поселившимся в теле и разуме хищным зверем. Учила как читать следы, как верить нюху и слуху, как ладить с животными. Передавала свои знания в колдовстве и травничестве. Варуг и Агвид же сопровождали её на первых охотах и помогали с подранками. И на минуту Лаэн не забывала о матери.
Вернуться в деревню Лаэн нашла силы только после окончания войны. Дома встречали шаманову дочку зияющими дырами вместо окон — после пожара осталась от силы половина, да и та прохудилась. Стоило зайти в дом Телоны, как почуяла носом прелый запах родного человека. Её наставники и другие охотники с травниками — её стая, — пахли совершенно иначе. Отсюда она убегала испуганной худой девчонкой, а вернулась уже крепкой женщиной с взглядом хищника. Посидела, вспомнила счастливые годы и ушла, простившись навсегда с этим местом. Пыталась ещё прах мамы найти, но тщетно, из-за чего на сердце осталась борозда.
Прошли годы. Орнис оставила мир во сне, а Варуг погиб в бою. Только постаревший Агвид остался из тех, кто помнил Лаэн “до”. Война и первые годы горького мира потрепали и проредили стаю, вынудив оставшихся разбрестись по Сиродиилу. Лаэн стала преемницей Орнис: хранила переданную ей знания о ритуалах, истории поклонения и молитвах. Поселилась в том же Вельде в избушке Варуга далеко от дороги, иногда выбираясь и в другие районы.